Президент был доволен собой. Ему удалось произнести речь, ни разу не сбившись. Его голос гремел на всю площадь, к которой в этот день приковано внимание страны. Казалось, что его слышал весь мир. И теперь президент сидел в мягком кресле, наблюдая, как за марширующими колоннами на площадь втягивается тяжелая техника. Из-под трибуны правительственной поступал теплый воздух, который приятно касался лица и шевелил редкие волосы.
Президент не знал, что живет последние секунды. И в эти последние секунды он был счастлив.
****
*Заранее что-то планировать было бессмысленно. Нужно быть расслабленным и собранным одновременно, и ничем не показать, что решение уже созрело, и его значение не раздавило тебя, не заставило руки трястись, а голос менять тембр. Все должно произойти почти естественно.
Алексей точно знал, что у него есть не больше трех секунд. Если не бежать. Если бежать – максимум секунд тридцать. Бежать не стоило. Тем более, что за три секунды можно сделать еще очень много.
Невнимательно осмотрев через оптический прицел свой сектор, Алексей, не поворачивая ствола, глянул в сторону президентской трибуны. Место, где размещался глава государства, он угадал точно, хотя без оптики и не различал черт лица.
Что момент пришел, Алексей понял, когда услышал нарастающий рев тяжелой техники. Хлопок снайперки в этом реве не будет слышен. Может быть, это даст еще пару секунд.
Алексей плавно развернул ствол, точно остановив его в тот момент, когда в перекрестии зафиксировалось хорошо знакомое лицо. Мягкое нажатие спускового механизма, и, не глядя на результат – быстрый перевод ствола на другие мишени. Пуля за пулей уходили в пространство, привычно напоминая о своей мощи отдачей в плечо.
Свет потух в глазах Алексея на пятом выстреле. С соседней крыши по нему сразу ударили три ствола. И потом в бездыханное тело одна за другой входили пули с разных направлений.
****
*Машина была чужая и пустая – от танка осталась только оболочка. Она не могла стрелять, в ней не было ничего, что делает танк боевой машиной. Только движение могучего механизма представляло собой угрозу. Многотонная машина могла раскрошить на своем пути самые мощные препятствия.
Максим знал, что жизнь его закончится именно сегодня. Он все рассчитал и продумал каждую мелочь. На его стороне был профессионализм и замкнутый характер, не позволявший никому вызвать его на откровенность или вывести из себя. При этом Максим умел внешне не выглядеть угрюмым и даже иногда улыбался тем, кого готов был задушить собственными руками.
Что ему придется торчать из люка, как оловянному солдатику, он узнал за неделю до парада. От него ничего не требовалось – только вовремя исполнить нехитрые команды. Все остальное должен был сделать незнакомый ему механик-водитель, тренировавшийся многие месяцы.
Максим рассчитал, что у него в распоряжении будет с десяток секунд. Нет сомнений, что бдительные спецслужбы установили внутри машины радиоуправляемый заряд, который уничтожит внутри все живое, если танк отклонится от заданного курса. Поэтому времени было в обрез. Шансов выжить – никаких. Но Максим и не вычитывал эти шансы. Он думал лишь о том, как заставить механика развернуть танк к президентской трибуне.
Колонна уже выкатывалась на площадь. Вот сейчас… Максим мягко скользнул вниз – в утробу железного механизма, по пути точно попав ударом тяжелого ботинка в висок потерявшего бдительность фээсбэшника. Максим сжал плечо водителя и сквозь рев мотора прокричал: «У трибуны! Повернешь!». Водитель, не поворачивая лица, дернул плечом: «Ты че… Убьют!» Но, что-то очень быстро решив для себя, резко рванул рычаги управления. И танк почти прыгнул на возвышение, заполненное дорогими шубами и расшитыми мундирами.
Почувствовав удар и скрежет раздираемого металла, Максим через долю секунды крикнул что есть силы: «На месте! Дави их!» И механик выполнил команду, как будто ждал ее. Танк разбрасывал вокруг себя осыпающиеся детали конструкций и ломал их гусеницами. «Так!», — с неожиданным восторгом заорал механик.
Невидимый заряд сработал, превратив Максима, механика, чьего лица он так и не увидел, и незадачливого фээсбэшника в кровавую массу, растертую по внутренней поверхности брони и деталям управления.
****
*Иван не услышал выстрела. Он только краем глаза увидел, как голова президента резко откинулась назад, плеснув во все стороны липкими брызгами. Тело президента завалилось набок, съезжая под ставшее скользким кресло.
Отработанным движением Иван выхватил пистолет из-под пиджака и загородил собой главу государства, бессмысленно поводя стволом в секторе, откуда пришла пуля. Он знал, что загораживать уже нечего: мозги президента испачкали лица и одежду окружавших его персон.
Невидимый снайпер продолжал вести огонь по тем, кто получил привилегию быть на правительственной трибуне. Иван в растерянности обернулся, отметив, как пуля прошла между лопаток у министра обороны, который успел вскочить и повернуться спиной к площади. Потом как в замедленной съемке разлетелся затылок какого-то придворного артиста.
В этот момент страшный удар потряс трибуну и она начала разваливаться. Министры и генералы посыпались в образовавшиеся расщелины. Скрежет и вой сопровождал это фантастическое зрелище.
Иван удержал равновесие, потом в такт силе, крушившей трибуну, кувыркнулся по накренившемуся настилу, повис на одной руке и спрыгнул вниз. Пистолет он сжимал уверенно и мягко — так, чтобы в любое мгновение пустить его в дело.
Удивившись себе, Иван почувствовал не тревогу, а восторг. Он еще раз сделал кувырок, уходя от мощного движения стальной машины, и увидел побелевшие лица людей, многие из которых были ему хорошо известны – они часто были рядом с ним, не замечая его. Он знал их характеры и даже некоторые их тайны, случайно пророненные в его присутствии. И теперь вся эта спесивая масса визжала и бежала, теряя ботинки и шапки.
Иван почувствовал себя охотником. Ощущая в груди нарастающую волну восторга, он припал на колено, поймал на мушку фигуру в генеральском мундире и спустил курок.
Пистолет вздрагивал от выстрелов, точно посылая смертоносные куски металла в орущую толпу.
В считанные секунды расстреляв обойму, Иван медленно поднялся. От зрелища разбегавшейся публики его разбирал смех.
Пуля разорвала грудь Ивана, но смерть не успела стереть улыбку с его лица.
****
Федор Акимович не знал, зачем его притащили на эту шумную площадь. От бравурной музыки у него разболелась голова, и он снял слуховой аппарат. И только смотрел на площадь, задумавшись о том, для чего прошла его длинная жизнь.
Что случилось на площади, он пропустил, да толком и не мог увидеть – зрение давно было неважным. Но когда на трибуне вокруг него все вскочили, и началась толчея, он понял, что стряслось что-то необычное. Его провожатый куда-то исчез, и Федор Акимович с трудом поднялся, опираясь на палку. Теперь слуховой аппарат ему был нужен. И он расслышал и разглядел все, что ему было нужно. Отчего глаза его молодо блеснули, а плечи распрямились.
Среди человеческого водоворота Федор Акимович, казалось, был один недвижим и сосредоточен. Может быть для того, чтобы встретиться глазами с этим знакомым ему по телевизионным передачам человеком, которого он вслух называл «гнидой». Человек с перекошенным от страха лицом бежал на него.
Федор Акимович неожиданно легко подхватил свою палку, с которой ходил уже много лет, свободно замахнулся и вложил в удар все свои стариковские силы. И радостно почувствовал, как хрустнули кости ненавистного ему лица.
Он почему-то вспомнил свой первый бой, когда пришлось выпрыгнуть за бруствер окопа под плотный огонь немецких пулеметов.
В этот момент закончилась жизнь Федора Акимовича, и в этот последний момент он знал, что жизнь не была напрасной.
****
*Николай попал в Кремлевский полк за счет классической славянской внешности и светло-русых волос. Хотя его отец считал себя обруселым татарином. Сегодня он стоял в линейном оцеплении, выполнив все команды с привычной точностью. Но думал он о другом. Вчера умерла бабушка, с которой он провел времени больше, чем с матерью. Из-за парада он не мог поехать на похороны.
Когда танк отделился от колонны и начал крушить правительственную трибуну, Николай растерялся. Он так и стоял навытяжку, только обернулся так, чтобы видеть происходящее. И не сразу заметил начавшуюся стрельбу.
От правительственной трибуны к нему тяжело бежал пожилой человек в распахнутом пальто, которого в двух сторон поддерживали два крепких охранника. Это скуластое лицо он знал. Ошибки быть не могло. Бабушка, темнея лицом, не раз выключала телевизор, когда в нем показывали этого человека с повадками восточного правителя. Еще в детстве из обрывков разговоров взрослых он понял, что отца приказал убить именно этот человек с черными глазами, которые сейчас были полны ужаса.
Другого шанса не будет. Николай поднял карабин и ударом приклада уложил черноглазого на брусчатку. Охранник быстро вскинул руку с крошечным пистолетом и выстрелил в Николая, попав прямо в сердце.
Николай успел вспомнить запах бабушкиных пирогов и улыбнуться. И заметить, как на голову охранника обрушился чей-то удар прикладом, отчего охранник рухнул на бездыханное тело черноглазого.
****
*Невидимая сила подхватила сначала солдат оцепления, а потом и выскочивших из боевой техники, запрудившей площадь. Ветеранов аккуратно отводили в сторонку, а остальных гнали куда-то, подгоняя пинками и прикладами.
Из остановившейся на площади техники вдруг вырвалось бронированное чудовище, и, набирая скорость, врезалось в ворота, за которыми было гнездо уютно обосновавшихся в исторической святыне негодяев.
В этот момент над площадью ровным строем пролетали серебристые машины. Как обычно низко, но теперь слишком низко. Одна из машин завалилась на крыло, катапульта выбросила из нее пилота, и машина упала туда – за стену, где столько лет творилась измена. Взрыв потряс площадь, забитую техникой и людьми.
В жизни истерзанной страны начиналась новая эпоха.